Почему искушения чаще всего бывают во время поста? С чем связано то, что «молитва матери» такая пространная? На эти и другие вопросы отвечает настоятель нашего храма игумен Нектарий (Морозов).

— У меня вопрос об одном из страхов, с которым не все православные люди расстаются, когда приходят в Церковь. Это страх порчи — того, что кто-то, испытывая ненависть к ним, посредством бытового колдовства может что-то с ними сделать. Но ведь христианин вообще не должен верить в это?

— Бояться «бытового колдовства» в любом случае нельзя. Но в то же время это не значит, что его можно отрицать как реальность. Говорить о том, что если человек живет в Церкви, действие страшной демонической силы не может его никоим образом коснуться, можно только с большой степенью условности. Ровно с такой же степенью условности, с которой каждый из нас живет по заповедям евангельским.

Мы не можем сказать, что являемся неуязвимыми для этой силы. Другое дело, что если мы с ней сталкиваемся и она причиняет нам какое-то зло, то это происходит по попущению Божию — для того, чтобы мы увидели свое собственное несовершенство. Как говорил преподобный Паисий Афонский, нужно понять, где твой корабль течет, чтобы попытаться эту течь заделать. А святитель Иоанн Златоуст говорил, что враг рода человеческого — это своего рода пугало, которое побуждает человека, подобно ребенку, подбегающему к матери и вцепляющемуся в подол ее платья, обратиться и прилепиться к Богу. Так и нам нужно поступать, если мы с чем-то подобным сталкиваемся.

— Почему искушения чаще всего бывают во время поста? Казалось бы, больше молишься, больше раздумываешь над своими поступками…

— Можно сказать, что здесь имеет место совокупность причин. В первую очередь, пост дается нам как специальное время, когда мы постоянно должны во всеоружии находиться. И если бы искушений не было, многие из нас бы, наверное, об этом забыли. Пост, в особенности Святую Четыредесятницу, можно в каком-то смысле уподобить военным сборам: на учениях риск столкнуться с тем, что будет для тебя по-настоящему трудным, выше, чем во все остальное время. Ты живешь в условиях, максимально приближенных к настоящей войне: тебе приходится бегать, стрелять, и ты можешь промокнуть, замерзнуть, удариться обо что-то — в таких условиях жизни и с учетом того, что ты должен делать, это нормально. Ну и, конечно, раз мы в это время вооружаемся и мобилизуемся, враг точно так же вооружается и мобилизуется. Это нужно воспринимать в какой-то степени как благо, потому что чем больше он устроит нам неприятностей и заставит над их преодолением трудиться, тем больше этот пост посредством совершённого труда нам может принести — если, конечно, мы будем правильно ко всему этому относиться.

Есть и еще один момент: когда человек начинает поститься и с ним ничего искусительного не происходит, он очень быстро начинает давать своему посту высокую цену. И незаметно для себя всё больше внутренне отдаляется от мытаря из евангельской притчи и приближается к фарисею. Это еще одна причина того, почему нам попускаются искушения.

— Что такое «уготоваться на скорби», как это понять? Как-то их предвосхитить внутренне?

— Уготоваться на скорби — это не значит приготовиться к тому, что мы будем скорбеть. Если бы это было так, можно было бы прямо сейчас начинать скорбеть и уже никогда не прекращать. Речь идет совсем о другом — о том, чтобы приготовиться к скорбным обстоятельствам. Скажем, нужно человеку пройти какое-то тяжелое, болезненное медицинское обследование или перенести операцию. И если он к этому относится как к тому, что его поведут на казнь и будут там еще перед казнью пытать,— конечно, это будет сплошное, беспросветное мучение и страдание. А можно отнестись к этому иначе. Можно сказать себе: «До меня десятки тысяч людей всё это проходили, и им это приносило не вред, а пользу, потому что ради пользы всё это и делается. И этой операции я радуюсь, поскольку она изменит мои обстоятельства к лучшему или, по крайней мере, я могу рассчитывать на вероятность их изменить». И тогда, может быть, нам придется пострадать, но это не ввергнет нас в уныние и не измучает душевно. Уготовление на скорбь — примерно это и есть. Нам нужно научиться жить не с печалью, а с мужеством в сердце, и тогда у нас гораздо меньше всего, в жизни происходящего, будет вызывать и досаду, и раздражение, и огорчение, и скорбь как таковую.

— У меня в молитвослове есть «Молитва матери о детях». Она очень длинная, и, читая ее, много чего просишь у Бога. Нет ли в этом чего-то неправильного — в том, чтобы так много просить?

— Мы знаем, что молитвы ранней Церкви в большинстве своем — это, собственно говоря, псалмы. Всё, что мы находим в богослужении и в наших молитвословах сегодня, постепенно появлялось в более поздние века. И с одной стороны, это некое развитие, а с другой — это, без сомнения, снисхождение к человеческой немощи, проявлявшейся в последующих поколениях христиан. Если же говорить о разного рода «молитвах матери»,— это то, что родилось в совсем уж недавнее время. И нужно понимать, что это дано как некие костыли тому расцерковленному и обмирщенному человеку, коим в очень многих случаях является человек современный. Если на эти молитвы сердце наше как-то по-особенному отзывается, не нужно, наверное, совсем себя их лишать. Но постепенно желательно себя приводить к молитве, более соответствующей пониманию того, что Господь с нами по нашим молитвам делает. Молитва ведь дана нам не для перечисления своих желаний, а для того чтобы предать себя воле Бога и таким образом соединиться с Ним. Если нас тревожат переживания за ребенка, может быть, лучше будет в каких-то случаях просто сказать: «Господи, спаси и помилуй моих детей», а как именно спасти и помиловать, предоставить Ему. Или просто попросить своими словами, от сердца, если что-то для нас очень важно, сказав при этом: «Впрочем, не как я хочу, но как Ты хочешь».

Игумен Нектарий (Морозов)

Подготовила Елена Сапаева

Петропавловский листок, № 46 январь 2019 

Задать вопросы игумену Нектарию можно на воскресных беседах с настоятелем, которые проходят после поздней Божественной литургии в колокольне храма. Прийти на беседу может любой желающий. Начало бесед — в 12.00. О том, будет ли проводиться беседа в конкретный день, можно узнать из объявления на дверях храма.