Выйдя субботним утром из дома, я столкнулась с супружеской четой соседей и была буквально сбита с ног сверхдецибельным шквалом новостей. «Ты слышала?! Ужас!!!» Причиной ужаса было предновогоднее подорожание продуктов. «Яйца уже восемьдесят пять рублей, а пшено — сорок!» — страсти распирали и без того тучную соседку Тамару до такой степени, что казалось: от её пальто вот-вот отлетят пуговицы.

«С рынка идем, запасались. Говорят, до сотни яйца-то стоить будут»,— «кипела» Тамара. Ее муж Николай с гордостью кивнул головой в сторону санок, плотно уставленных пакетами и сумками. И хотя я не являюсь большой любительницей пшенной каши, некоторое чувство собственной второсортности всё же ощутила. Оплошала, не подсуетилась, оказалась практически на обочине жизни. Вот Тамара — молодец! Тамара вообще молодец. Среди прихожан нашего храма, да и на своей улице она была знаменита тем, что отвадила мужа от бутылки.

Николай, хоть и был тщедушен телом, руки имел золотые и вдобавок обладал мягким, покладистым характером. Единственное — не протестовал, если заказчик оплачивал его труд популярной в нашей стране «жидкой валютой». Правда, заложив за воротник, становился еще добродушнее и свою дородную супругу называл не иначе как «пупсик».

Кроме мужниной выпивки, была у Томы еще одна большая печаль: воцерковить супруга ей никак не удавалось. В храм он ходил редко, только на великие праздники, да и то в качестве тяглового средства: носил канистры с крещенской водой, корзины с куличами и яйцами на Пасху, а также сумки с яблоками на Спаса. Всегда молча, на шаг позади «пупсика».

Если у Николая после работы случался «калым», Тамара чудесным образом узнавала о месте возможного падения мужа в грех винопития. Картина водворения заблудшего супруга на правильную стезю была бурной и яркой. Хрупкое тулово успевшего обмыть заказ Николая щедро осыпалось тычками и затрещинами. «Алкаш несчастный! Паразит! Как тебя только земля носит!» — говорить тихо, тем более в гневе и на публике, Тамара не умела. Но сочувствие любопытствующих соседей почему-то всегда склонялось в сторону «несчастного алкаша».

…Вздохнув с самоукорением насчет яиц по восемьдесят пять и своей незапасливости, я обогнула бурлящий жизнью базарчик и зашла поздравить с наступающим праздником давнюю приятельницу Татьяну. Дверь открыл ее муж Сергей и тут же шепотом предупредил: «Танюшка спит, идем на кухню. Я обед варю». Шинкуя капусту, Сергей вполголоса объяснял: «Танюша за полночь из паломничества вернулась. Устает она. Шутка ли — только из Дивеево вчера, а завтра уже по Золотому кольцу поедет. Я хотел ее вещи простирнуть, но машинка шуметь станет, разбудит». Стиральная машина у них действительно тарахтела, как трактор, по причине примитивного круглого дизайна семидесятых годов прошлого века. Купить современную супругам всё никак не удавалось — половина семейного бюджета уходила на паломнические поездки жены, в которых та «отмаливала» всех своих родственников. Таня не работала, поэтому времени у нее было навалом, а денег не хватало.

«Серёж, дай чего-нибудь пожевать!» — с улицы с шумом ворвались в квартиру Максим с Леночкой — дети Татьяны от первого брака. Получив от отчима по большому куску булки-витушки, ребята вновь умчались во двор. «Вот, воюю с ними, пока Танюшка по святым местам ездит»,— со счастливой улыбкой кивнул в сторону хлопнувшей двери Сергей. «А сам никак никуда не выберусь, всё некогда. В храме-то через раз бываю — то собрание в школе, то болеют»,— добавил он виновато. Серёга был на десять лет моложе супруги и имел меньший стаж церковной жизни. Вот и переживал, что недотягивает до «настоящего православного».

Детский топот всё же разбудил Татьяну, и она, сладко потягиваясь, румяной павой выплыла на кухню. «Ой, кого нам Господь в гости прислал! — кинулась обнимать меня подруга.— Сереж, а чего стол пустой? Налей-ка нам борща свеженького. А салатика никакого нет?»

Сергей быстро уставил стол тарелками, мисочками, вазочками. Вернувшиеся с прогулки Максим и Леночка, нахватавшись всех угощений понемногу, повисли на отчиме, и Татьяне ничто не мешало подробно и обстоятельно рассказывать о полученных впечатлениях.

«Вы не представляете, какая там благодать! — восторженно прижимала руки к груди Таня.— Такой благодати вы в местных церквах не найдете. А Дивеево — это рай, просто рай!»

Засиделась я у них дотемна. Впрочем, темнеет зимой рано. Выйдя на улицу, обрадовалась снегопаду. С возрастом люди перестают радоваться дням рождения, Новому году, а снегопад радует всегда. Может быть, потому, что он возвращает в детство, в котором ты с таким замиранием сердца ждал появления первой звезды в рождественскую ночь. В детство, в котором смело мечталось и так бесконечно верилось только в хорошее и высокое…

Снегопад выдался неторопливый. Снежинки плавно порхали в желтых конусах фонарного света. Те, что полегче, совсем не опускались вниз, а кружились в воздухе. Казалось, они порхают в трехдольном вальсе и радуются: «Раз-два-три! Раз-два-три! Бла-го-дать! Бла-го-дать!». Наверное, они так и не упадут, а вернутся обратно на небо. Счастливые! Снежинкам покрупнее приходилось хуже — на их лучики налипали целые хлопья, и они, тяжелые, падали, ломались, превращаясь в сплошной пласт, укрывающий от холодов землю. Они послужат земле и потом, когда весной растают и напитают ее собой. Сейчас падают — веселят глаз, зазеленеют поля и зацветут цветы — возликует жизни душа, созреют плоды — опять радость. Благодать Божия! А какое, казалось бы, тихое и незаметное дело — опускаться на землю, чтобы потом раствориться в ней.

Ольга Воскресенская

Петропавловский листок, № 46 январь 2019