Тема одиночества в нашем разобщенном мире волнует очень многих людей — верующих и неверующих, разного возраста и различных взглядов. О том, как одиночество осмыслить и как с одиночеством бороться, шла речь на встрече игумена Нектария (Морозова) с читателями, которая была посвящена выходу в свет его книги «Одиночество. Пути преодоления: в Церкви, семье и обществе» и состоялась этим летом в Москве, в культурном центре «Покровские ворота». Предлагаем вашему вниманию вторую часть беседы.

— На мой взгляд, проблема одиночества людей, исповедующих православное христианство, очень усугубляется православным пониманием жизни как трагедии. Люди других вероисповеданий такой трагичности жизни не чувствуют. Может быть, нам нужно что-то менять в своем мировоззрении, и не будет такой глобальной проблемы одиночества?

— Я думаю, прежде чем ставить этот вопрос, нужно исследовать причины, которые заставляют скорбеть христианина. На самом деле, возьмем ли мы буддизм, возьмем ли мы ислам, возьмем ли мы индуизм, мы везде увидим переживание жизни как трагедии и попытку от этой трагедии уйти. И, наверное, лишь христианство не уходит от трагичности этой жизни, а пытается ее переосмыслить, найти выход, не игнорирующий ее, и Бог действительно дает человеку такую возможность.

Если же вам кажется, что именно православным христианам свойственны какое-то особенное уныние и драматизация жизни, которые их и приводят к одиночеству, причина этого только одна: мы просто очень немощные, слабые христиане. А если посмотреть на жизнь подвижников Церкви, то мы увидим совсем другую картину. Был, например, такой святой — преподобный авва Аполлос, о котором нам повествуют различные патерики. Он, когда видел лицо кого-то из братий своего монастыря скорбным, не мог этого понести. Он говорил: «Как ты можешь скорбеть? Христос за нас умер и даровал нам вечную жизнь. Господь бесконечно нас любит, а ты ходишь со скорбным лицом?». Это как раз то мироощущение христианина, которое должно быть всем нам свойственно, но поскольку мы не живем так, как авва Аполлос, нам не удается возвыситься над своим унынием, оно преобладает над нами зачастую.

— Здесь дело, наверное, не в унынии, а в том, что большинство людей просто не делает из жизни трагедию…

— Вообще, человек такое существо, которое способно прожить жизнь, не задаваясь очень многими важными вопросами, в том числе сознательно игнорируя все то тяжелое, скорбное, чем наполнена наша жизнь. Но разве смерть, которая уносит людей из этой жизни, и порою очень рано, и порою очень для нас близких, и порою в самый трудный для нас момент, — это не трагедия? Разве та несправедливость, которой наполнен весь  мир, — не трагедия? Думаю, что не ощущать этой боли, которой буквально пронизано все наше бытие, можно только в одном случае: если сердце омертвело и ничего не чувствует. Если же сердце живое, ты от этой трагичности никуда не уйдешь. И «не делать трагедии» ни из чего — это ложный путь. А верный путь — перерасти ее. Понять, как это сделать, можно только опытным путем: мы что-то преодолеваем, мы чувствуем боль, мы всем сердцем стремимся при этом к Богу — и нас появляется совершенно другое измерение этого преодоления. И так человек способен перерасти абсолютно все, любую свою беду. И одиночество — тоже.

— Как выбраться из своих обид, которые приводят к одиночеству и отравляют отношения с людьми?

— Как выбраться? Взрослеть. И опять же в каждой конкретной ситуации раз за разом перерастать то, что для нас трудно. Из-за чего, например, плачет и на что обижается двухлетний ребенок? Из-за того, что мама или папа не дали ему сесть в лужу и вымазаться песком, например. А для семилетнего ребенка это уже просто неактуально, он это перерос. Но он может плакать оттого, что игрушка сломалась, может швырнуть ее от обиды. И в семь лет такая реакция еще может быть, но когда взрослый человек ведет себя примерно так же — сидит и плачет над какими-то своими сломанными «игрушками», —  это говорит только об одном: он не хочет взрослеть, не хочет выстраивать адекватные отношения с окружающими вопреки каким-то проявлениям своего самолюбия. И более того, человек находит для себя в этом обиженном, безутешном состоянии какую-то странную сладость. Она порочна, и из этого обязательно надо выбираться.

— А как выбираться?

— На самом деле вопрос «как» очень сложен и даже неразрешим для человека, который не собирается ничего делать, и достаточно прост для человека, который с твердым намерением что-то делать начинает. Представьте, например, что вам задают вопрос: «Как выбраться из ситуации, когда утром очень хочется спать, а прозвонил будильник и нужно вставать?». Практически каждый из нас более или менее часто в такой ситуации оказывается. Что мы тогда делаем? Сначала с усилием хотя бы открываем глаза, затем приподнимаемся, спускаем одну ногу на пол, потом вторую… Здесь не существует каких-то сложных способов; есть только один способ — начать совершать какие-то действия, переходя от более простых к более сложным.

Очень важно в повседневной жизни регулярно преодолевать себя в чем-то элементарном, тогда и в более сложных, болезненных обстоятельствах нам будет более понятно, как справляться с ними и справляться с собой. Поэтому так важен опыт поста: это один из тех элементарных навыков преодоления себя, которые человеку обязательно нужны.

— Я так понимаю: для того чтобы избавиться от одиночества, нужно найти самого себя. Какие шаги для этого можно предпринять?

— А как вообще можно познакомиться с каким-либо человеком, как можно его узнать? Для этого недостаточно просто видеть его изо дня в день, знать о его существовании — нужно вступить с ним в общение. И чем больше мы способны в этом общении сами открыться человеку, тем, соответственно, мы глубже сможем познать его. А открываться бывает непросто — это всегда определенный риск. Мы можем столкнуться с чем-то, что будет для нас больно, но если мы всего этого не боимся, нам может в свою очередь открыться в этом человеке нечто такое, чего бы мы никогда не узнали, на всё это не решившись. И, как это ни чудно прозвучит, нужно точно так же общаться с самим собой — как можно чаще, глубже, искреннее, не проходить мимо самого себя.

Что это значит? Опять-таки ответ на этот вопрос лежит в области практики. Как только человек начинает пытаться с самим собой общаться, он понимает, о чем идет речь. И для начала, наверное, нужно постараться почаще задаваться вопросом: «Кто я?», упраздняясь при этом от всего того, чем наполнена наша жизнь, и заглядывая вглубь своего сердца. Это на самом деле еще труднее и еще болезненнее, чем глубокое общение с другими людьми, потому что другой человек может нас обидеть, может нас оттолкнуть, и мы можем от него отойти, а то, что сокрыто в нашем собственном сердце, бывает гораздо тяжелее и прискорбнее для нас, но уйти нам от этого решительно некуда. Однако не нужно бояться того, что мы внутри самих себя можем обрести. Когда человек находит самого себя, он может изжить с Божией помощью всё то, что его душу уродует. И это единственный путь к Богу, в котором и заключается подлинное избавление от одиночества, — познать самого себя, познать свое сердце и это сердце к Богу обратить.

— Вы употребили здесь образ человека, который плачет по сломанной игрушке. У меня есть такое предположение, что это на самом деле есть то, через что человек идентифицирует себя — через отношение к этой игрушке. Через это внутренний мир человека приобретает какие-то очертания…

— Понимаете, здесь есть риск свою жизнь формализовать. Когда мы держимся за что-то просто потому, что считаем, что должны за это держаться, что без этого потеряем самих себя, в этом, как ни парадоксально, и есть самая большая опасность потери самих себя. Ведь жизнь, безусловно, это путь, который нам Господь дает, и она наделена смыслом уже постольку, поскольку это Божественный дар, а какие-то частные смыслы человек отыскивает уже самостоятельно. И в каждом мгновении этого пути тоже заключается смысл — его нужно проживать, нужно идти туда, куда нас Господь ведет. А когда мы решаем, что должны остановиться, потому что сломалась игрушка, к которой мы были так привязаны и которая была так для нас важна, мы оказываемся неспособны идти дальше. И понятно, почему в этой ситуации мы чувствуем себя одинокими: потому что не смотрим на то, что Господь хочет нам еще в этой жизни показать, чем Он хочет нас удивить, чему Он хочет нас научить. Мы остались там, у этой песочницы, и около нее горько проливаем слезы и опять-таки не хотим взрослеть. Мне кажется, что не имеем мы на это права.

Петропавловский листок, № 41 август 2018

Подготовила Елена Сапаева